Осень и начало зимы 1992 года прошли как обычно: ноябрьский рейд с его пронизывающими до костей озерными бризами и работой над окопами верхнего огневого яруса. Не спеша, не торопясь. Среди находок - многочисленные бронзовые вишеры, винтовочные отвертки и навершия шомполов, традиционная шрапнель, вышибные диафрагмы и куски дистанционных трубок, несколько разорванных при пожаре бердановских патронов, деформированные стрелянные японские 6,5-мм пули. Осколки темноцветной глазурованной керамики…

Набрались нахальства и за один полный день с Сашей Стародумовым и Надей Аверьяновой изучили остатки партизанского шалаша под проезжей частью дороги. С последующей рекультивацией и полным восстановлением дорожного полотна. Находки оказались достаточно типичные для сооружений такого типа - обугленные жерди и колья с остатками стальной проволоки, обугленная хвоя пихты, пуговицы от нижнего белья, остатки ткани. Шалаши оставляли перед началом артиллерийского обстрела, забирая все сколько-либо ценное. Да и ценного у поселенцев и ссыльнокаторжных было не много - "всё свое ношу с собой".

Кое-что удалось сделать и на нижнем огневом ярусе. В основном, это была предварительная расчистка будущих шурфов без нарушения локального верхнего водоупорного слоя. Подъехавшие на пару дней Коля Честной и Андрей Урыбин в контрольной траншее обнаружили и извлекли фрагмент деревянной тесанной конструкции. Чуть выше, на конусе выноса из окопа верхнего огневого яруса обнаружили крупные обломки коррозированной стальной сабли. В общем, поработали нормально.

Зиму и начало весны - январские и мартовские школьные каникулы - отработали по нашей географической программе. И даже дополнили её установочными астрономическими наблюдениями. В роли средства познания Вселенной выступала старая заслуженная астрономическая труба АТ-1 с 14-кратным увеличением. Неоспоримым достоинством этого телескопа являлась его фактическая "неломаемость", наличие зенитных колец и простота конструкции. По кратности же он уступал большинству имевшихся в продаже биноклей.

Все наши после зимне-весенних рейдов новички умели дневалить, все девчата и ребята нормально варили, жарили и парили по принципу взаимозаменяемости, а также все без исключения могли нормально работать на метеорологическом посту в круглосуточном режиме. И проводить несложный ремонт и техническое обслуживание метеорологических приборов. В марте даже умудрились позагорать на крыше охотничьего общежития прямо на снегу. Установили время начала рефракций над ледовыми полями Тунайчи. Провели снегомерную съёмку.

В конце апреля - начале мае, перед охотничьим сезоном навели порядок на охотбазе "Свободное" - промели и промыли полы, замазали трещины в печке и побелили кухню в общежитии. Особенно пришлось повозиться с печью на летней кухне. Закопали мусор, столь же традиционно пополнив при этом запас кружек, ложек и мисок. В большинстве своем "термоядерных", алюминиевых. Но дареному коню, как известно, в рот не заглядывают. В диаметрально противоположное место - тоже. Провели контрольный осмотр позиции, а потом контрольный осмотр самих себя. Контрольный осмотр позиции выявил, что грунт оттаял всего на 10-15 сантиметров в глубь, а контрольный осмотр самих себя позволил снять с одежды от 15 до 30 клещей.

В июне выскочили в первый рейд. В законсервированном с.08.1992 года шурфе стояла вода. По самые "вон чо". Ни офицерского "общевойскового заменителя кайфа", ни нормального гидрокостюма у нас не было, "вон чо" мочить в ледяной воде не хотелось, поэтому разрабатывали ложемент верхнего огневого яруса, перепроверяли конус выноса из него же - полутораметровый пласт песчано-галечниковой смеси, крепко сдобренный обугленной древесиной и углями.

Лирическое отступление. "ПОВИС ПОЛЯРЫЙ ДЕНЬ, СВЕРКАЮТ БЕЛЫЕ СНЕГА…"

Погодка стояла туманная и облачная. С холодными ветрами с Охотского моря. На раскоп утром уходили в теплых куртках, телогрейках и плотной вязки лыжных шапках. После 11.00 поднимался ветер, разводил на Тунайче короткую злую зеленую волну. От такого сырого ветра плохо спасали даже стеганные куртки. Если денек выдавался солнечным, выбирались погреться на солнечный, защищенный от ветра склон между ложементами верхнего огневого и нижнего огневого яруса.

Потом - обед. С позиции прихватывали несколько "спортивных" бревен для печки и "поддержания физической формы". Меню у нас было без изысков - густой вермишелевый, гречневый или пшенный суп с рыбными или мясными консервами. В супы добавляли крапиву и легустикум. Тогда же в моду начали входить соевый соус и разнообразные перечные приправы. В общем, после ряда манипуляций с острыми приправами, в тарелке получался потогонный гибрид русской и корейской кухни. Всё это запивалось густым крепким чаем с сахаром и сухарями. И наступал "адмиральский" час.

После обеда снова на раскоп. Когда в 18.00 или 19.00 начинали глючить миноискатели ИМП и заедать мошка ("мошкозавры"), мы "сворачивали лавочку". И уходили на ужин. Прихватив, по возможности, "спортивное бревно".

Перед ужином я традиционно проверял журнал записей поста метеорологического обеспечения. При необходимости разбирали ошибки смен вместе с начальником станции. Но такое случалось не часто.

Вечером - пересмена нарядов, пилка-колка дров с последующим музицированием и исполнением лирических и окололирических песен. С чаепитием, разговорами и постепенным отходом ко сну. Почти обязательной была т.н. "колыбельная" с каннибальским куплетами: "…а моею женой накормили толпу, мировым кулаком разорвали ей грудь. Всенародной свободой растоптали ей плоть". С последующей скромной просьбой-пожеланием "закопать её (точнее, то, что фактически осталось от благоверной) во Христе".

Стивен Кинг с папашей Хичкоком на пару отдыхают и нервно курят в углу, упустив и "профуршетив" такой сюжет. Грубо говоря, собрать супругу ложками и похоронить в котелке…

Далее исполнитель перемывал кости ныне покойному товарищу Ким Ир Сену, сообщая слушателям, что "в Корее всё тоже хорошо. И я уверен, что у них все тоже самое. И все идет по плану...". Иногда хор подтягивал: "И мы идем за планом….". Это была наша самая невинная песня. Она была своеобразным гимном нескольких поколений ребят из "Франтирера". Там была одна ключевая фраза: "Надо мной и над Отчизной бесноватый снег шел….", объяснявшая многое.

Песня всем нравилась, несмотря на брутальную окраску и минорное мировосприятие её создателей. "Антиканнибальскую" пропаганду я не вел и о вкусах не спорил.

Для подъёма духа служила песня о вещем Олеге, начинавшаяся с памятных слов "Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным китайцам. За их неудачный дешевый набег заехать ногою по…". Н-ну, допустим, по коленной чашечке. Еще в песне рассказывалось о беседе с кудесником, расставанием с конем и визите на место, где боевой княжеский скакун "дал дубу" и трагичных последствиях этой короткой поездки. Исполнялись куплеты о российской истории от момента установления рабочих отношений с Византийской Империей и до современности. Причем, как я подозреваю, до введения ЕГЭ, мои ребята по этой легко запоминающейся и в чем-то даже задорной и боевой песне сдавали экзамены по истории в старших классах.

Была ещё песенка про мичмана Фому, чего-то там напортачившего в нетрезвом состоянии с системой наведения и управления огнем подводного ракетного крейсера стратегического назначения и последствиях его "боевой работы" для мирового сообщества в целом и группы стран, "попавших под раздачу", в частности.

Ну, и само собой песенка про "новенький ЗиС" и его выезд за ворота, а также песенка про "опытного водителя", обращавшегося с машиной как с девушкой, а с девушкой как с машиной. Вершиной такого творчества была древняя балтфлотовская, образца 1914-1915 годов, песня про сына купеческого Садко и неоднозначную оценку его торгово-предпринимательской экспедиции в Северо-Американские Соединенный Штаты, по навигационным, гидрологическим и этнографическим причинам завершившейся на дне морском. Слушатели с энтузиазмом подхватывали залихватский припев "О дили-дили-дам, о дили-дили-дам, о дили-дили-дам….". Замыкала "неформат" авторская туристская песня Николая Честнова про "распроклятый понос" -Честнов в отличии от Михеева выдавал "редко, но метко" и, как правило, вещи несколько отличные от бардовских и лирических авторских, но вызывавшие бурю положительных эмоций у слушателей.

Дополняли репертуар сольные "На Аляске", "Милая моя, солнышко лесное", (иногда, правда, вместо "солнышко лесное" почему-то пели "пугало" или "чучело лесное"), "Паруса "Крузенштерна" и "Надоело говорить и спорить", а также Михеевская лирика.

В общем, "утром работа, а вечером спать… Жизнь холостяцкая…..(кто помнит - не проболтается)". Отбоя не было, но был подъем. И все высыпались.

2

И таких серых, с пронзительным холодным ветром дней в июне было много. И редкими находками - бронзовыми вишерами, навершиями ружейных шомполов, проржавевшими двусторонними отвертками, фиксирующими колпачками, деформированными японскими винтовочными пулями и разорванными при пожаре бердановскими гильзами, редкими фрагментами японских 75-мм снарядов. От этих чаще всего попадались шрапнельные пули из сплава свинца и сурьмы, вышибные диафрагмы, огнепроводные трубки, осколки привинтных головок и дистанционных колец. В общем, всем тем, что традиционно именуется "типовыми находками".

Попадались и остатки жестяной и эмалированной посуды. Все это проходило первоначальную систематизацию по ряду внешних признаков. А уже по прибытии в город попадало на описание.

Вода уходила медленно. И надо было уходить из оперативного района. Оставив резервные продукты подвешенными на чердаке, а миноискатели, лопаты, справочную литературу и метеорологические приборы - в ящиках на летней веранде в доме у егеря Василия Ивановича Ефимова.

Тогда я мог позволить себе роскошь работать по графику "10 через 10": в группе меньше накапливалась усталость, да и как принято говорить у охинцев, меньше "замыливался глаз", заставляя упускать и пропускать находки. И факты, лежащие практически на поверхности. Руководитель группы был не обязан собирать великое множество справок и документов у родителей, занятых "откопычиванием копейки", а больше занимался практической и технической подготовкой экспедиционного выхода.

Когда меня спрашивают: "А можно было бы отработать эту тему и это направление такими же силами сейчас"? Ответ у меня получается однозначный - "Нет". Не удалось бы…. Время сейчас другое. Даже собрав необходимую техническую базу в условиях существующих ныне "ножниц цен", сейчас практически не возможно привести в движение людей и технику на сколько-нибудь длительное время и для выполнения систематической работы. Сохранить их тоже не просто. При этом "длительным" можно считать десятилетие и более. При современном подходе будут выпадать целые полевые сезоны под девизом "А мы этому в прошлом году давали денег…. И где фанфары, пионеры, читающие стихи и огромное стечение народа….". Иными словами, сдохни, а "сделай красиво" и с помпезностью. В этой ситуации трудно говорить о чем-то стратегическом, выходящим за рамки "сегодня-завтра". Потому как не каждый полевой сезон бывает помпезный результат. Если начало будет успешным, развить успех в рамках такой системы не удастся.

Вам могут удешевить питание (ребятам до 16-17 лет), но останутся транспортные расходы, аптечка для автономных действий, большое количество расходных материалов (батарейки, никель-кадмиевые аккумуляторы, моющие средства и прочие на первый взгляд мелочи, без которых никак). А это, в зависимости от дальности объекта исследований, автономности и характера работ, от 10 до 30тысяч рублей.

Да и система зимней подготовки и сколачивания подразделения просто-напросто рухнула в одночасье в 2004 году с потерей инфраструктуры. То, что при содействии граждан восстанавливается сейчас, не ориентировано на подготовку 2-3 подразделений одновменно.

В общем, для того, чтобы сделать то, что было сделано, совпали такие важные факторы как место, время, идея, люди. Синтез, ставший общим делом для мальчишек и девчонок. И их сумасшедшего руководителя.

Выбирались традиционным способом- "методом свободной фильтрации". А попросту на попутных машинах по 2-3 человека до Корсакова или Южно-Сахалинска. Помылись, поели городского мороженного и снова готовится к выходу. Что-то закупили, что-то принесли из дома. Зафасовались и пополнили аптечку. Провели инструктаж по использованию теодолита ТМ-1. Запаковали рюкзаки. И снова рванули через Охотское на базу. В оперативный район "Юго-Восток". На территорию свободных людей.

Воды в прошлогоднем шурфе оставалось ещё на пару сантиметров и под ногами чавкала прошлогодняя грязь. Такая черная грязь образовывалась там, где находились останки партизан. Два дня у нас ушло на контрольную проверку прошлогодних шурфов миноискателем и на "диэлектрику". С поймы реки Сережки тянуло метаном, поэтому смена работала в противогазах и перчатках. После проверки котлована миноискателем каждый комок перетирали руками. Так из шурфа подняли около десятка стеклянных глазурованных пуговиц: белых, черных, синих, голубых, фиолетовых….Ну, и остатки ткани, выделанной кожи и обломки шинельных крючков.

Остальные ребята работали над ложементом верхнего огневого яруса, от которого денудация и эрозия оставили только ход сообщения и фрагментарно-часть банкетки. Остальное сползло вниз, завалив почти полутораметровым слоем песчано-галечниковой смеси центральный ложемент нижнего огневого яруса.

Над шурфами "колдовали" впятером: двое внизу в противогазах и сапогах от ОЗК, минер с "звонком" и ваш покорный слуга, фиксировавший находки на плане. Периодически спускался в шурф. Хоть его и промыли талые и грунтовые воды, пахло "сырым". Саня Стародумов с Севкой Поздняковым перепроверили ранее затопленную часть выброски. Их меняли Паша Будников и Паша Галиев. Каждые полчаса смену меняли.

Однако Косте Ванееву, работавшему "внизу" хватило и с противогазом. Вечером у парня был вполне "противогазный" цвет лица - бледно-зеленый. Бледный вид и макаронная походка. С блевом. Надя Аверьянова тоже жаловалась на головокружение. И у меня, образно говоря, тоже "из ушей торчал огурец". Зеленый и в пупырышках. В общем, открыли резервную банку сгущенки, развели с кипятком и начали отпаивать болезных. Помогло.

Одновременно восстановили старую разметку по трем ориентирам "засечкой на себя". Нашлась работа по уточнению плана местности. До обеда на теодолите работал Паша Будников, Саша Стародумов и Сева Поздняков, передавшие миноискатель и саперку Гене Кану и Косте Ванееву, ходили с рейками. Поскольку дальномерная рейка была одна, в дополнение к ней использовали снегомерную рейку. На расстояниях 80-120 метров, благодаря 8-кратной оптике, можно было работать и с ней, поднимая её повыше над высокотравьем поймы реки Сережка. После обеда их сменили девчонки - Надя Аверьянова, Валентина и Таня Усовы, а за теодолит встал Сергей Ким. С учетом наряда на камбузе и метеогруппы "в доме под Андреевским флагом" у меня "на все про все оставалось" ещё четыре человека. С ними и начали расчистку вновь размеченных шурфов.

Положение упрощала работа, проделанная в прошлом году. В ноябре 1992 года мы удалили большую часть переотложенной песчано-галечниковой смеси, предварительно прозвонив её миноискателями. И сейчас, методично, сантиметр за сантиметром, проверяя себя простеньким ватерпасом и страхуя миноискателем, мы опускались вниз.

Я до сих пор храню эти потрепанные тетради. В них схемы шурфов с положением останков и находок. А также краткие комментарии по работе и предварительные оценки.

Геодезическая группа к этому времени завершила дополнительные съемки местности и подключилась к работе над ложементом нижнего огневого яруса. Мы не спешили. Работали в две смены, одновременно разрабатывая ложемент верхнего огневого и ложемент нижнего огневого ярусов, и меняли группы местами после обеда. Так меньше накапливалась усталость, "замыливался глаз" и притуплялось внимание. Меньше всего мне хотелось нарваться на "азотно-фосфорную банку" даже при наличии противогазов и защитных перчаток. Поэтому, расчистив и проверив сантиметровый горизонт, давали вскрытому нижнему слою несколько минут проветриться. Сильно донимавшие нас в июне леденящие озерные бризы теперь сделались нашими союзниками, проветривая вскрытые горизонты. Находки в этих горизонтах тоже были типовыми- скатившиеся вниз или смытые по пологому склону шрапнельные пули из сплава сурьмы и свинца, редкие стрелянные гильзы, деформированные винтовочные пули и осколки шрапнельных снарядов - расколотые при ударах шрапнельные стаканы, вышибные диафрагмы, огнепроводные трубки, баллистические наконечники, дистанционные кольца и привинтные головки. В общем, богатейший статистический материал.

Вскоре мы определили точные границы ложемента и его составляющих и начали прокладывать технологические канавы.

Они прокладываются по обе стороны от захоронения и позволяют свободно перемещаться вдоль него, расчищая и фиксируя находки. Такая канава, "в соответствии с общепринятыми методиками" от автора учебника по полевой археологии Авдусина позволяет извлечь останки вместе со слоем грунта для транспортировки в специальном сборно-разборном ящике в лабораторию для дальнейших детальных исследований. Уровень нашего технического оснащения и характер исследований не предполагали такой транспортировки, но методик мы придерживались довольно жестко, полагая использовать полученные результаты в серии научных публикаций.

Наконец, сантиметр за сантиметром мы добрались до останков. На дне окопа, поверх дождевой решетки, сбитой из жердей и толстого слоя сильно коррозированных бердановских гильз, лежали семь человек.

(Продолжение следует.)

Александр Челноков.

ИА Sakh.Com

2 мая 2009г.