Информация: Общество

Из солдатского дневника


Девятнадцать лет назад на одну из газетных публикаций издалека и совершенно неожиданно пришел отклик по-отечески участливый и сердечный. Его автором был ветеран Великой Отечественной войны, шахтер из Оренбургской области Мансур Гизатулович Абдулин. По тональности письмо, пришедшее в редакцию, было таким, словно мы были давно знакомы и понимали друг друга с полуслова. Мансуру Гизатуловичу хотелось помочь незнакомому человеку морально выстоять в трудной ситуации, и он прислал странички из своего солдатского дневника. М. Абдулин воевал на четырех действующих фронтах. В составе минометной роты принимал участие в разгроме гитлеровцев под Сталинградом, на Курской дуге, в битве за Днепр, освобождал Украину. Был комсоргом батальона. Получил тяжелое ранение в бою за г. Знаменка и пять месяцев провел в госпиталях. За мужество и отвагу награжден боевыми орденами и медалями. Человек неординарный, Мансур Гизатулович рассказал о войне и реальных людях, с которыми делил тяготы фронтовой жизни и приближал Победу. Он полагал, что глубинное содержание души солдата Великой Отечественной очень интересное. «Если каждого из нас, фронтовиков, вызвать на откровенность, то некоторые признания могут показаться наивными, смешными даже, – сообщал он. – Я, например, всерьез боялся, что если я погибну, то погибнет наша Родина... Но и теперь считаю, что моя философия была верной. Каждый человек должен считать себя ответственным за судьбу всей страны». Позже М. Абдулин пришлет свою первую книгу с дарственной надписью. Она вышла в свет в московском издательстве «Молодая гвардия» в серии «Летопись Великой Отечественной». Он назвал ее «160 страниц из солдатского дневника». Дорожу ею, как сокровищем военной документалистики, сквозь строки которой просвечивает душа настоящего солдата. Под его автографом стоит дата: «9 мая 1985 года». Л. СТЕПАНЕЦ. От редакции Сегодня мы публикуем несколько дневниковых страниц, принадлежащих перу М. Абдулина. На исходе ноября 1942 года перед нами была поставлена задача немедленно подготовиться к отражению возможной попытки окруженных 330-тысячных войск противника прорвать сталинградское кольцо. Закипела работа. Мы рыли траншеи в полный профиль. Для этого надо выдолбить полутораметровый слой промерзшей, почти окаменевшей почвы. Потом вырыть на дне окопа нору. Каждая такая нора не похожа на другую по форме и объему, поскольку роется она на свой вкус и по своей комплекции. На двоих-троих тоже устраивали «ложе»: теплей было вместе. Слой мерзлоты над головой с успехом заменял нам бетонное укрытие. Ноги же, укладываясь спать, мы всегда высовывали наружу на случай внезапного взрыва, чтоб можно было выбраться, если засыплет землей. И ночью минометчики не давали покоя врагу. Днем пристреляем балку, в которой фашисты табунятся по всяким своим хозяйственным делам, запишем на огневую схему данные точной пристрелки всех извилин и ответвлений их позиций, а потом методично, с интервалами в пять минут, ведем огонь. Называлось это «изматывать противника». Фашистам от нас покоя нет всю ночь напролет, а мы и поспать ухитримся: каждый расчет по очереди ведет огонь в течение часа. Выпустишь в сторону вражеских позиций свою сотню мин – и скорей в нору, где товарищи, прижавшись друг к другу, уже накопили тепло. До этого не обращал внимания, а в войну заметил: уязвимей всего к холоду коленки. Может быть, оттого, что на коленках у человека нет ничего сохраняющего тепло: кожа да кости... И уж тут спасала солдата шинель. Полы у шинели длинные. В походе или в атаке это, конечно, минус: путаются в ногах, приходилось засовывать под ремень, чтоб не мешали бежать. А вот во время сна минус оборачивался плюсом: полами шинели очень удобно было укутывать стынущие ноги. Более удачную для солдата одежду не придумаешь! И материал выбран для нее подходящий: шинельное сукно не только хорошо сохраняет тепло, к нему и снег не липнет, и присохшая глина легко удаляется, дождь тоже с него скатывается, быстро оно сохнет. Трудней отчищалась сажа. В гильзу от сорокапятки нальешь солярки, от той же шинели кусок полы отрежешь, вот и фитиль. Сажа – хлопьями, но можно было пуговицу пришить или письмецо написать. Залезешь в такую нору, и умирать не хочется. «Как, – думаешь, – уютно! Как хорошо-то!». Окоп – рабочее место солдата, огневая позиция. Но это и жилище его. Вспоминаю и не устаю восхищаться волей человека к жизни. Казалось бы, окоп готов и нора вырыта – забирайся в нее да успевай отсыпаться, пока не прозвучала команда к бою. Но нет. У человека уже разгорелась страсть к благоустройству: начинает выдалбливать одну нишу для гранат, другую для патронов, третью для автомата, чтоб под рукой был. А там и котелку охота определить место... Вот уже и обжил солдат свой окоп, вот уже и дорожит им. Команда «Минометы – на вьюки! Вперед!» иногда отзывалась в душе мгновенной болью расставания с обжитым кусочком земли. А уж врагу уступить свой окоп было смерти подобно. Фашисты почему-то ленились рыть для себя окопы. То ли не рассчитывали долго засиживаться в «котле», то ли не по зубам оказалась им наша мерзлая земля под Сталинградом. Не знаю. Но бывало, что свои огневые позиции они строили из замерзших трупов. В два-три слоя выложат стенку из трупов вокруг себя, засыплют ее снегом – и готово укрытие. Окоченевшие трупы мертвых гитлеровцев защищали живых от пуль и осколков. Но не завидовал я немцам, когда наступали внезапные оттепели... Да и полковые наши 76-миллиметровые пушки легко разрушали подобные «инженерные сооружения». Пленные немцы, обхватив головы руками и раскачиваясь, часто бормотали: «О, майн гот!». Понятно: «О, мой бог!». Но что означает «Gott mit uns»? Такая надпись была на бляхах гитлеровских солдатских ремней. Ремни крепкие, из настоящей кожи. И снять бы, думаешь, с убитого фашиста ремень, подпоясаться добротным ремнем самому, да надпись на медной бляхе – рельефная, четкая, как на могильной плите, останавливает. Узнать надо сначала, что она обозначает по-русски. А то нацепишь на себя неизвестно что... «Гот» – понятно: «Бог». А остальные два слова? Вот когда я пожалел, что ленился в школе изучать немецкий. С десяток наших траншей и окопов облазил, пока, наконец, не нашелся один солдат, бывший учитель сельской школы, который, изрядно попотев, перевел загадочную фразу. Вот оно что оказывается: «С нами бог!». На трупах из оттаявших «инженерных сооружений» гитлеровцев эта надпись теперь воспринималась как особенно едкая над ними насмешка. А рядовые немецкие солдаты и не знали, что они в «котле». Из показаний пленных становилось ясно, что фашистское командование всячески скрывает от рядового состава страшную правду, чтобы не лишать солдата надежды на победу и заставить их сражаться с нами до конца. Я сам видел пленного немца, который был контужен и как заведенный упорно твердил: «Их гее нах Москау!» – «Я иду на Москву!..». Однажды я впервые увидел противотанковых собак. Я, как таежный человек, очень люблю собак и, когда узнал о собаках-смертниках, сильно расстроился. При чем тут безответное животное, радость детства? Собака – преданный друг. Собака верит человеку, а человек обманом посылает ее на гибель под танк!.. Ноги мои подкашиваются, но несут меня к собакам, они тут, рядом, со своими собаководами-солдатами – ждут своего часа. Пестрые, лохматые... Уши висячие и торчком. А этот – одно ухо стоит, а другое висит – шалопаем был, видать... Рядом приготовлен тючок со взрывчаткой килограммов на восемь... Смотрит на меня, наклоняя свою голову то влево, то вправо, надеясь на угощение... Собаководом оказался средних лет рыжий мужик из Красноярского края – земляк мой. Разговорились. Собак обучали три месяца: кормили их только под движущимся танком – вот и весь секрет «геройства» противотанковых собак. Из тючка торчит антенна, соединенная со взрывателем... Я, чтоб не отвлекать собаку, ушел к себе «домой». Скоро со стороны немцев показались танки, и мы увидели, как навстречу им понесся черный лохматый клубок! За ним с небольшим интервалом второй, третий... Первая же собака уничтожила танк мощным взрывом. Потом донесся второй взрыв, третий... Фашистские танкисты стали круто разворачивать свои машины и на предельной скорости исчезли. От противотанковых собак нет спасения!.. Из наших окопов закричали «Ура!». И надо бы мне тоже радоваться – атака немцев сорвалась, но я плакал, проклиная и войну, и нелюдей, которые ее затеяли... Великой радостью было получить из нашего глубокого тыла письмо, весточку, посылку. В каждом ящике со снарядами, минами, патронами мы находили приятные сюрпризы. Тут и записка с адресом для заочной дружбы с девушкой... Тут и кисеты с махоркой. На кисетах вышивка, и сразу видно чья: вышито взрослой девушкой или детской рученькой. Мужики – пожилые солдаты предпочитают с детскими вышивками, а у парней наших нарасхват те кисеты, которые вышиты невестами. И не ошибались! В кисете найдешь письмо и фото. Кому повезет – герой дня! Некоторые «герои» сразу пасуют и предлагают письмо и фото кому-нибудь из товарищей. А «пасует» парень потому, что у него дома невеста есть и он давал ей клятву в верности своей... На кисетах вышиты слова: «Смерть немецким оккупантам!», «Ждем с победой!», «Отомсти за моего погибшего отца!», «Отомсти, солдат, за погибшего моего братика!». И мы, кому доставался такой кисет, обязательно выполняли наказ: следующего же уничтоженного тобой гитлеровца мысленно отнесешь на счет этой вышитой на кисете просьбы. А носили мы их, кисеты, на ремнях поверх одежды, чтоб видно было. Часто в зимний период под Сталинградом мы получали посылки из Сибири с теплыми вещами: носки шерстяные, шарфы, рукавицы- «мохнашки» или связанные из шерсти свитеры... Получая посылки с подарками, мы ободрялись. Чувствовали, что здесь с нами, в окопах, вся наша страна...

Газета "Советский Сахалин"

8 мая 2009г.


Вернуться назад