Конфликтная ситуация Дырявые сапоги Более шести лет Юрий Юрьевич Григоревский не живет, а мучается. Страшно болит левая стопа: ни ходить, ни лежать, ни сидеть. Два года назад он был признан инвалидом, медико-социальная экспертиза заключила, что сегодняшнее его беспомощное состояние – последствие инфицированной раны подошвенной области левой стопы и оперативного ее лечения. В январе 2006 года Ю. Григоревский работал в море, на СРТМ-К «Пограничник Кривцун», принадлежащем ЗАО «Антей». Пошел в рейс мотористом, но, как и вся команда, в свободное от несения своих непосредственных обязанностей время обрабатывал рыбу. Когда выдавали спецодежду, Григоревскому достались подклеенные сапоги – других не было, и ему приходилось практически после каждой смены восстанавливать на левом сапоге заплатку. Работали рыбообработчики, стоя по щиколотку в воде, в которую падали отходы, и заплатка постоянно отклеивалась. Однажды в сапог через повреждение попала рыбья кость, ступня воспалилась. И скоро Григоревский не смог работать. Он попросил капитана отправить его на берег к врачам, но получил отказ: дескать, на судне есть свой доктор. Юрия Грабовского всей команде действительно представили судовым врачом, на судно он сел в Петропавловске-Камчатском, говорил, что работал там в поликлинике № 3. Однако в судовую роль был вписан матросом первого класса и, как позже выяснилось, в поликлинике № 3 не работал и не имел права лечить Ю. Григоревского и кого-либо еще на судне. Управление Росздравнадзора сообщило Ю. Григоревскому, что медицинская деятельность ЗАО «Антей», в том числе и на СРТМ-К «Пограничник Кривцун», носит незаконный характер, так как у ЗАО отсутствует договор на медицинское обеспечение с лечебно-профилактическим учреждением, имеющим такую лицензию. Но моторист, когда воспалилась ступня, этого еще не знал. Поэтому доверил «судовому врачу» свою ногу. Грабовский вырезал рыбью кость так основательно, что образовалась послеоперационная полость 4,5 на 2 см. Рана на ноге все не заживала, но Григоревский оставался на судне до самого его прихода в порт, то есть еще почти три месяца. Как только моторист добрался до родного Холмска, то сразу обратился за медицинской помощью в поликлинику, к хирургу. Тот диагностировал инфицированную рану левой стопы размером 1,5 на 1 см и на 2 см в глубину, а также окружающую ее огрубевшую ткань. Григоревского положили в стационар, оперировали, выписали. Рана вновь воспалилась, ее снова лечили, в том числе и оперативно, но язва не заживала. На сегодняшний день у него образовалась так называемая полая стопа, ее, видимо, придется ампутировать. Работодателю не аукнулось Когда стало ясно, что болячка, привезенная с моря, серьезно подорвала здоровье, Григоревский решил добиваться того, чтобы ее признали производственной травмой со всеми вытекающими последствиями. Виновные в ней должны были понести ответственность. На судне его не обеспечили нормальной спецодеждой, то есть не создали условий для безопасного труда. Кроме того, оказание медицинской помощи доверили сомнительному специалисту, заведомо зная, что такая деятельность незаконна. Но доказать вину работодателя Григоревскому так и не удалось, хотя он обращался и в трудовую инспекцию, и в суд с требованием обязать ответчика составить акт формы Н-1 о несчастном случае на производстве. А все потому, что в медицинских документах, представленных ответчиком в суд, ни о каких дырявых сапогах, рыбьей кости и последующем воспалении стопы даже не говорилось. По ним выходило, что Григоревский обратился за медицинской помощью по поводу болей в левой стопе, усиливающихся при физической нагрузке. На подошве имелись уплотнения, по настоянию больного плотное образование, по структуре напоминающее фиброму, было удалено. Никакого воспаления не было и в помине, послеоперационный период протекал без осложнений. В рапорте судового врача капитану судна в качестве окончательного диагноза указан множественный фиброматоз подошвенной поверхности левой стопы. В документе, именуемом выпиской, фиброматоз (это заболевание в условиях судна диагностировать нельзя) стоит уже под вопросом. Основным диагнозом названа распространенная омозоленность кожи левой стопы. Эту выписку Григоревский должен был получить на судне для предъявления в лечебное учреждение по месту жительства, но моторист ее и в глаза не видел, в поликлинику пришел без сопроводительных медицинских документов. Кстати сказать, его незаконно уволили в день списания на берег, и он не смог даже оформить больничный лист на время болезни на борту судна. Это было сделано для того, чтобы скрыть факт производственной травмы, считает Григоревский. Есть свидетельства двух членов экипажа, заверенные нотариально, которые подтверждают, что Григоревский мучился с ногой до конца промысловой экспедиции, то есть почти три месяца, ему даже соорудили из подручного материала костыль для перемещения по судну. Свидетели утверждали, что никакой медицинской справки больному мотористу не выдавали. Один из них видел, как судовой врач резал Григоревскому ногу, сделал большую рану, из которой сильно лилась кровь. Не выдержав этого зрелища, матрос даже сказал Грабовскому: «Что же ты творишь, его надо на берег в больницу отправлять, а не резать в каюте». И тот же член экипажа свидетельствовал, что, когда Григоревский сходил на берег с судна, врач, видя, с каким трудом его пациент передвигается с костылем, сказал: «Чувствую, что меня затаскают». Но никто и не собирался его «затаскивать». Потому что никакой инфицированной раны в оформленных им документах не было. Была большая мозоль, натоптыш, который удален, а место удаления быстро зажило. Что же это за натоптыш, ради удаления которого надо было «вырыть» такую «яму» в подошве больного? Что делать? Все свои надежды Григоревский возложил на судебно-медицинскую экспертизу. Он о ней ходатайствовал, составлял вопросы для экспертов. Уж она-то, считал Юрий Юрьевич, установит причинно-следственную связь между инфицированной раной, с которой он списался на берег, и травмой левой ступни на судне. Уж ее-то специалисты разоблачат деятельность судового врача, установят его некомпетентность в постановке диагноза, в лечении. Однако выводы судмед-экспертов Григоревского просто убили. Экспертная комиссия пришла к выводу, что диагноз, выставленный судовым врачом, соответствует объективным данным, подтвержденным при обращении Григоревского в холмскую поликлинику, то есть имел место натоптыш. Но хирург холмской поликлиники в первый прием больного в медицинской карточке черным по белому записал: «инфицированная рана левой стопы». И только в описании состояния раны отметил наличие огрубевшей ткани вокруг нее. Но инфицированная рана в выводах экспертов не фигурирует. А мозоль, натоптыш профессиональным заболеванием или производственной травмой не являются, подвели черту эксперты. Судебно-медицинская экспертиза в своих выводах также отметила, что установить связь между иссечением омозолелости на судне и длительным нахождением Григоревского на больничном листе не представляется возможным, ведь судовой врач записал в медицинских документах, что рана зажила первичным натяжением, то есть рубец образовался без воспаления, в госпитализации с судна Григоревский, по мнению судового врача, не нуждался. Откуда взялась инфицированная рана по прибытии – непонятно. Ответчик, ЗАО «Антей», в отзыве на исковое заявление Григоревского в суд, правда, высказывал предположение, что заболевание его случилось в промежуток времени, когда он уже находился дома. А Юрий Юрьевич 20 апреля приехал в Холмск, а 21-го уже был в поликлинике. И рана была инфицированной, за несколько часов такая не образуется. Дошло до смешного. Желая доказать, что еще перед уходом в море на стопе моториста уже что-то было, ответчик утверждал, что Григоревский наблюдался у хирурга по поводу образования уплотнений на стопе и в 2005 году в медкарточке есть запись: «осмотр хирурга – новообразование величиной 2 – 4 см, подвижное». На самом деле это запись лора, обнаружившего за ухом Григоревского новообразование. А слова «осмотр хирурга» относятся к рекомендациям больному. Позже он этот осмотр прошел, и диагноз лора подтвердился. Кстати, Григоревский проходил перед уходом в море комиссию и был, судя по документам, здоров. Да, у него с детства была деформирована та самая левая стопа, но это не мешало ему много лет трудиться в шахте, а потом, после закрытия предприятия, и в море. Кто виноват? Григоревский изучил кучу нормативных документов по поводу проведения судебно-медицинской экспертизы. Считает, что выводы экспертной комиссии в отношении его заболевания не были объективны. Он просил суд назначить повторную экспертизу, но получил отказ. Тогда он начал писать заявления в правоохранительные органы, вскоре с помощью специальных статей понял, что опровергнуть выводы судебно-медицинской экспертизы невозможно. Но эксперты предупреждаются об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. И Григоревский решил бить в эту точку. Уже второй год он шлет заявления в следственные органы о привлечении судмедэкспертов к уголовной ответственности за фальсификацию выводов. Но новой экспертизы он так и не добился. Он хотел бы получить хоть какое-то аргументированное решение – хотя бы отказ в возбуждении уголовного дела, но ему все отвечают, что оснований для проведения процессуальной проверки не имеется. И во всех ответах идет ссылка на его несогласие с выводами экспертизы, хотя заявитель настойчиво пишет о привлечении к уголовной ответственности. Претензии Григоревского к судмедэкспертам достаточно убедительны. Мне захотелось обсудить их с председателем комиссии, разбиравшейся со случаем в море, но тот от встречи отказался, объявив, что обсуждать нечего. Из немногого сказанного этим специалистом можно было сделать вывод, что эксперты работают только с представленным материалом. Рапорт судового врача капитану, изготовленная им выписка – это документы. А устные свидетельства больного – не документ. И имел или не имел права этот врач лечить больного – находится за рамками экспертизы. Что же получается в результате? Всякая другая экспертиза тоже обязательно будет базироваться на документах судового врача, не имеющего права лечить? Григоревский почему-то уверен, что, добившись новой экспертизы, он получит справедливые выводы. А вот у меня по этому поводу большие сомнения. Случай с мотористом СРТМ-К «Пограничник Кривцун», на мой взгляд, должен был бы стать предметом пристального внимания ряда контролирующих органов. Он показывает, как бесправны и не защищены люди, работающие в море. Почему судно вышло на промысел без должного комплекта спецодежды? Почему его выпустили в рейс без лицензированной медпомощи? Сколько у нас еще таких судов? Думаю, точных данных нет. Стоит ли удивляться тому, что кто-то уходит в море здоровым, а возвращается, по сути, калекой. И никто за это не в ответе. Н. КОТЛЯРЕВСКАЯ.
Cантехника
